Что происходило в скандально известном «Городе без наркотиков» Екатеринбурга

Как попадали в фонд

«За все время существования фонда пришли к нам сами по доброй воле всего несколько человек. Остальными попадали самыми разными способами. Кого-то привозили родители, связанных в багажниках, одного притащили даже на цепи. Некоторых родители заманивали к нам под разными предлогами – на консультацию к психологу или «есть один чудо-доктор». Некоторые попали к нам в ходе операций».

Последние слова настолько необычны, что необходимо их повторить: «Некоторые попали к нам в ходе операций». Это значит, что они не пришли сами, и их не привели родители – сотрудники фонда проводили операцию по задержанию наркоторговцев и захватили наркопотребителей.  Фондовцы искренне считают, что для этого достаточно получить устное согласие родителей по телефону. Если согласия родителей нет, фондовцы оставляют наркомана на свободе:

«У этого нос желтый от йода. Варил. Хотели забрать на реабилитацию, связалисьс отцом. Отец в Тюмени, вахтовик. Мне, говорит, без разницы. Пусть сдохнет».

«И забрать мы его тоже не могли, потому что он сирота, и нет родственников, чтобы его оформить».

Если сотрудники фонда получают согласие, то привозят с операции гражданина или гражданку России, против их желания (как написано, не по доброй воле) в свой реабилитационный центр, из которого они не выпускают раньше чем через один год: «Одна красивая девчонка попалась, еще есть шанс. Созвонился с мамой и договорились с ней. Всё, забрали к себе в женский центр»

Факты похищения и удержания были доказаны и в ходе суда над Егором Бычковым. При этом действия Бычкова называли правильными руководители фонда «ГБН». Основными оправданиями такому поведению фондовцы предлагают считать желание родителей и необходимость спасать человеческие жизни: «У нас было несколько случаев, когда парни-наркоманы приходили по доброй воле и примерно после 10 дней говорили, что не хотят больше здесь находится. Так вот если бы их выпустили — все они давно бы сдохли…»

Эффективности таких действий посвящен отдельный раздел. Сотрудники фонда знают, что это является нарушением закона, и что они преувеличивают права родителей. Дети не являются собственностью родителей. После 18 лет человек юридически принимает все решения самостоятельно, если его не лишили в суде дееспособности. У родителей нет права ни самостоятельно лишать их свободы, ни избивать, ни допрашивать. Нанимать для этого других людей закон тоже не позволяет.

Процедура получения согласия у наркомана

После заведения первых уголовных дел, посвященных «специфике фондовской» реабилитации, сотрудники очень мало рассказывают о том, как они уговаривают наркоманов. Но до уголовных дел Евгений Ройзман описал достаточно подробно один случай получения согласия, в котором лично принимал участие:

«Я им говорю: «Ну, где ваш мерзавец?» Они говорят: «Да здесь он, внизу. Мы его уговорили пойти к психологу на консультацию». Поднимается этот сын и внук. 19 лет. Одет, между прочим, хорошо. Под два метра ростом. Держится уверенно. Садится ногу на ногу. «Ну и что, – говорит, – вы мне можете сделать?» В голове у меня все побелело… Ну, тут долго рассказывать. Короче, выпороли его в присутствии мамы и бабушки. Как он верещал!..

Стали снова разговаривать. Стоит, ревет, не стесняясь, размазывает сопли ислезы. «Понял что-нибудь?» – спрашиваем. «Понял», – отвечает. «Ну что ж ты понял?» – «Понял, что маму с бабушкой очень люблю, а героин не люблю вовсе».

Далеко не все реабилитанты фонда дают согласие таким образом. Кому-то достаточно просто вида сотрудников центра и помещения в «холодную». Тем более что информация о методах фонда «ГБН» быстро распространяется среди наркопотребителей.

Холодная – это просто помещение в фонде, где реабилитантов держат до отправки в реабилитационный центр:

«Тогда я еще не подозревал, куда меня везут. Через 20 минут я уже был в кабинете Кабанова Андрея. Как всегда я чувствовал себя героем. Но когда меня попросили выйти из кабинета, в моих глазах и в душе появилась глубокая печаль, потому что меня, подхватив за руки два здоровенных молодца, попросили снять шнурки и ремень. Я знал, что это делают только в райотделах, а я приехал на лечение. Через пять минут я оказался в «холодной». Тогда в моей голове рассеялись все мысли о респектабельном лечении, и я понял, что кроме принудительной физиотерапии меня никто больше ничем лечить не будет».

Карантин

Карантин представляет собой большую комнату, где стоят железные двухэтажные кровати. Подобные конструкции распространены в российских колониях из-за переполненности. Есть колонии, где в отрядных корпусах кровати стоят в три этажа. До 2009 года клиентов фонда пристегивали к кроватям на 3 недели. Наручники регулярно перестегивают с одной руки на другую, в туалет выводят в сопровождении сотрудника фонда. Последних на местном жаргоне называют «ключники». Держали реабилитантов в наручниках, чтобы переждать острый период «тяги к наркотикам» и избежать сложностей вроде захвата заложников. Вероятнее всего наручники использовались в первую очередь для того, чтобы удержать наркоманов в ломке на месте – чтобы не убежали. Ориентировочно в конце 2008 года наручники заменили другие меры: решетки на окнах и дверях, охрана, и постоянная запись на видеокамеры и микрофоны в помещении карантина.

Благодаря предложению Андрея Кабанова в фонде «ГБН» принята идея, что никакой ломки нет. Это прямое следствие отрицания биологической составляющей наркомании. С точки зрения фондовцев, абстинентный синдром придумали врачи, а у наркомана только капризы

Впрочем, иногда в высказываниях Андрея Кабанова, ломка появляется:

«Самое страшное для наркомана, когда он находится в состоянии детоксикации (ломка) — это отсутствие сна и ломота всех мышц. Очень тянучее и противное состояние. <…> Я лично прошел в 19 наркологии в Москве инсулиновую блокаду. Т.е. ты находишься в забытьи, когда идет пик детоксикации. Так вот, я уснул первый раз через полгода»

Впрочем, отсутствие медикаментов – обычная практика реабилитационных центров. Лекарства применяются лишь в государственных реабилитационных программах, расположенных на территории наркодиспансеров. Для медикаментозного купирования абстинентного синдрома (ломки) нужно получить лицензию на медицинскую деятельность. Большинство реабилитационных центров созданы общественными организациями и не стремятся получить такую лицензию, а предлагают своим клиентам сначала пройти курс детоксикации в медицинских учреждениях. Некоторые религиозные центры берут клиентов и без наркологии, но чаще это особый подход и он требует определенных усилий.

Фонд же предпочитает именно клиентов в состоянии абстинентного синдрома. В состоянии ломки, питаясь хлебом, водой, луком и чесноком, люди гораздо легче поддаются специальной обработке. Реабилитантов используют в первую очередь как источник информации. Как описывает это сам Евгений Ройзман:

«Механизм следующий: На карантине больше 50 человек. Каждый про наркотики и наркоторговцев знает все. Вновь поступившему дают бумагу, где он рассказывает: когда он начал употреблять наркотики, какие, с кем, по чем брал, у кого — номера телефонов, адреса, номера машин и т.д. Все это быстро проверяется, сверяется с имеющейся информацией, тем более, что врать у нас не принято. После чего реабилитанту дают возможность закупиться у своего барыги — дело добровольное, но отказываться не принято».

Попав в фонд, наркоман описывает, как добывал деньги на наркотики, где у кого и с кем покупал. У реабилитантов изымают SIM-карты мобильных телефонов и просматривают список контактов. Жителей Екатеринбурга и области используют как подставных покупателей. Находясь на «реабилитации» человек ездит по городу, покупает наркотики, дает после этого свидетельские показания. Сотрудники центра дают такому способу реабилитации рациональное объяснение:

«Для чего это необходимо? — Просто за то время, пока человек у нас находится,надо лишить его возможности вернуться в прежнюю среду и отсечь хотя бы от основного наркоторговца. И это самый надежный способ».

У сотрудников фонда есть предположение, что, сдав своего торговца, человек потеряет контакты в среде наркоторговцев и наркопотребителей. Никаких подтверждений у этого предположения нет. Практика показывает, что люди, возвращаясь из мест лишения свободы после 3-5 летнего заключения, находят, где купить наркотики. Даже, переехав с родителями в другой город, наркоман может быстро найти среду наркопотребителей и наркоторговцев.

Допросы, проверочные закупки, свидетельские показания не имеют никакого отношения к реабилитации. Наркоманы, которых используют в качестве «закупщиков» иногда обманывают оперативников фонда и убегают с деньгами, или употребляют героин во время проверочных закупок.

После карантина.

Про основной процесс реабилитации информации мало. Реабилитанты в основном заняты благоустройством территории фонда, строительством и работой на разные дружественные фонду фирмы (см. Приложение №4)

О каких-то методиках направленных на осознание своих проблем и путей их решения ничего не известно. В 2002 году, когда открывали женский центр, хотели пригласить на работу профессиональных психологов. Но это желание не было реализовано.

С родителями регулярно проводят встречи. Рассказывают, что наркомания — это не болезнь. Что из центра забирать раньше, чем через год, нельзя, о возобновлении активной наркомании у тех, кто пробыл в центре лишь 2-3 месяца:

«Мы рассказываем каждый раз на родительском собрании. Родители понимающе кивают головой и со всем соглашаются. Но когда дело доходит до конкретной ситуации — они поступают по своему. И в этот момент, когда они принимают решение, они считают себя абсолютно правыми. Что с этим делать — не знает никто.»

Отсутствие специфической реабилитационной работы логично вытекает из идеи «Наркомания – это не болезнь, а преступление». В таком случае не нужно обсуждать вопросы психологической зависимости, незрелости наркомана как личности, созависимых отношений с родственниками и дисфункциональную модель родительской семьи. Раз наркоман – преступник, наркомана нужно лишить свободы, лишить возможности употреблять, поймать подельников, и он выйдет на свободу новым человеком. Отпадает необходимость в психологах. Это точно совпадает с режимом любой колонии ГУФСИН55. Другими словами реабилитационный центр фонда — это тюрьма, только нет возможности написать жалобу прокурору. Сотрудники фонда уповают на изменение личности наркомана благодаря жизни на «территории без наркотиков» и труду.

В тоже время реабилитанта окружают люди, привезенные в центр против своей воли. Многие из них думают только о возобновлении употребления и ищут для этого малейшую возможность.

Территория «без наркотиков».

Одной из основных идей «реабилитации по-фондовски» является создание территории, свободной от наркотиков. Эта мысль обычно первой приходит в голову и родителям. Но опыт показывает, что «территория без наркотиков» сама по себе, также не может помочь наркоману:

«Если наркомана для излечения посылают в «ссылку», результат обычно бывает отрицательным. В моей практике был больной, которого его семья отправила на Камчатку в краболовную флотилию. И он ловил крабов безвыездно четыре(!) года подряд. Все это время у парня в голове сидела мысль о наркотиках. Лишь только ссылка кончилась, он приехал в Петербург и сразу же начал колоться, да так, как раньше сам от себя не ожидал. Дело в том, что когда он уезжал «на лечение», он просто подчинился воле родителей. Но желания покончить с наркотиками у него самого не было».

Побеги из реабилитационных программ.

После приезда в центр «ГБН» в первый месяц, реабилитанта заставляют на ломках покупать наркотики. Все оставшееся время клиенты фонда вынуждены слушать мечтания других реабилитантов об употреблении наркотиков после выхода на свободу.

Если в центре есть «этапы» в виде «холодной», «карантина» и «проверочных закупок», а с психологической зависимостью никто не работает, то совсем не удивляет стремление «реабилитантов» вырваться из центра. Один из способов, которые применяли наркоманы — членовредительство:

«Один <…> проглотил гвоздь. Он был первым. Его увезли в больничку».

Потом еще два человека проглотили железные предметы, надеясь вырваться из фонда. Второго увезли (достали во время операции болт), третьего накормили жидкой кашей и кефиром и стали ждать, когда все само выйдет. По словам Ройзмана, попытки уехать из фонда в больницу, проглотив железные предметы, совершаются регулярно.

У нас нет возможности привести все цитаты о побегах. Более того, у сотрудников фонда нет возможности описать все побеги. Только в 2002 году убежало 120 человек (это 41% от тех, кого планировали оставить в центре на 1 год).

Судьба беглецов

Сотрудники фонда обычно стараются поймать беглецов. Проводят свои расследования. Созваниваются с родителями, которые сдали своих детей в центр. В этом им помогают сведения, собранные о «наркоманской жизни» реабилитанта.

После того как беглецы пойманы, их наказывают.

Наказание в первые годы работы центра было очень суровым. Сотрудники центра, обычно бывшие реабилитанты, часто с судимостями, применяют в воспитательных мерах, скорее тюремные методы: унижения, избиения. Евгений Ройзман объясняет, что это единственный способ контролировать большое количество криминально настроенных реабилитантов. В 2002 году беглецов наказали так, что один из них умер прямо в реабилитационном центре:

«17 мая скончался один из воспитанников. Причина смерти не установлена. Этому событию предшествовали следующие обстоятельства. В 2:00 ночи сбежали трое наркоманов. Побег готовили неделю (подпилили решетку в туалете). Один убежал домой в Пышму, двое других поехали на какую-то дискотеку. Попали в драку. Кололись или нет – неизвестно. В 6:00 их поймали и вернули. В 17:00 одному из беглецов стало плохо – вызвали скорую помощь. 40 минут делали искусственное дыхание и массаж сердца. Скорая не успела. Он скончался.»

Чтобы отвлечь общественность от рассказов бывших реабилитантов. У сотрудников фонда еще была надежда списать смерть на передозировку наркотиками во время побега. Выбрали простой способ дискредитировать любые показания бывших реабилитантов. А в смерти сотрудники фонда обвинили самого убитого:

«Не побежал бы, ничего бы не случилось».

Дело о смерти реабилитанта тянулось достаточно долго. Почему так произошло, пусть объясняет прокуратура. Руководителя центра фонда «ГБН» Максима Курчика объявили в розыск только через полтора года после смерти реабилитанта. Возможно, свидетели стали давать показания только после разгрома реабилитационных центров фонда в 2003 году, когда сотрудники органов МВД пообещали обеспечить их безопасность.

Потребность в лечении наркомании

Сотрудники фонда «Город без наркотиков» исходят из допущения, что ни один наркоман не хочет бросить. Никаких серьезных оснований у такой идеи нет. Ошибочный вывод о нежелании наркоманов проходить лечение делают многие. Однако исследования показывают, что потребность в лечении зависимости у наркопотребителей очень высокая. Результаты опроса среди 122 клиентов реабилитационного центра показали:

Предпринимали самостоятельные попытки отказаться от наркотиков в домашних условиях, не прибегая к помощи специалистов — 80%

Лечили абстинентный синдром в наркологическом стационаре — 68 %

Хотя бы однократно обращались за амбулаторной наркологической помощью — 39 %

Были зарегистрированы в районном наркологическом кабинете — 34 %

Подвергались воздействию методик основанных (включая «химзащиту», «кодирование» и гипноз) — 27%

Проходили групповую психотерапию — 22%

Посещали группы сообщества «Анонимные Наркоманы» на внушении — 9%

Другое дело, что представления самих наркоманов и их близких о заболевании обычно очень искаженные, как минимум – недостаточные. Даже если они обращаются к специалистам, основной запрос — всего лишь купировать абстинентный синдром. Иначе говоря, «снять ломку». Часто это процедуру еще называют «детоксикация». «Сняв ломку», и, вернувшись домой, наркоманы, как правило, через какое-то время, возвращаются к употреблению наркотиков. Это не удивительно, за 10-14 дней, проведенных в наркологии, не меняются социальные установки и способы реагирования в стрессовых ситуациях. Знаний о необратимых биохимических изменениях в организме наркомана у них нет, представления о психологической зависимости на уровне: «слышали что-то такое». После нескольких попыток наркоманы и их родственники в лучшем случае понимают, что «снятие ломки» и «лечение наркомании» вещи разные. Поэтому понятно недовольство государственной наркологической службой и частнопрактикующими врачами. Люди стали искать «что-то еще», и в ход пошли экстрасенсы, бабки, шаманы, и, зачастую, в последнюю очередь, реабилитационные центры.

Но лечения в фонде хотят родственники. Измученные люди, решившие, что самостоятельно они сделать ничего уже не могут. Некоторые родители считают, что наркомана нужно заставить бросить, и если это не получается у родителей, то нужно просто найти более сильных и решительных людей, которые смогут заставить.

Эффективность реабилитации

Самым верным представляется следующий вывод: у Ройзмана, Кабанова и других нет никаких данных об эффективности модели реабилитации, существующей в фонде «ГБН». Учитывая, что условия пребывания в фонде «ГБН» максимально приближены к тюремным126, то можно утверждать, что после фонда бросают употреблять такое же количество наркоманов, как и после тюрьмы. То есть – очень небольшое.

Теоретическое обоснование этому дал еще в 1997 году врач-нарколог Сергей Белогуров:

«То же относится и к попыткам вылечить наркомана «через тюрьму» – они обречены на провал. Во-первых, в большинстве тюрем достать наркотики все- таки можно, хоть и трудно. Во-вторых, тюремная жизнь настолько жестока и подавляюща, что сама по себе для наркомана является мощнейшим стимулом для поиска и употребления наркотических средств. Да и окружение — уголовники и охранники — не способствует изменению наркоманского мировоззрения».

Свердловская область является единственным регионом в России, где количество новых потребителей наркотиков стабильно растет с 2007 года.

Источник: https://snob.ru/profile/8353/blog/49257