Привычно читать или слушать, так называемую, «исповедь» родителей наркомана, особенно часто на такой крик души, решаются матери. А я сестра. Точнее, сестренка. Мой старший брат наркоман. Нет, не действующий. Три года в ремиссии. Каково это все было? Да сложно, очень сложно. Маленькая ведь совсем была. Школьница-подросток, лет двенадцати.
Вспоминаю, как начала замечать за братом странное поведение. Я быстро связала поведение это с предварительным исчезновением брата, например, в туалете, минут на пятнадцать. И уж совсем наивно было с его стороны, кое-как прятать кожаный ремень, собираясь, очередной раз закрыться, чтобы принять дозу. Как? Вы не знаете и не понимаете, для чего нужен кожаный ремень? Жгута не было. А вены накачать надо.
Да, я как-то моментально повзрослела. Но настолько четко помню свое отрицание и нежелание верить во все происходящее. Даже когда на то, что мой брат употребляет наркотики, указывали очевидные вещи. Ну, скажем, в секции для аудиокассет магнитофона, я нашла белый порошок в маленьком прозрачном пакетике. И ведь не помню, что я тогда с ним сделала. Родителям отдала или обратно положила. Не могу вспомнить. Вот оно, свойство памяти, избирательно сохранять события. А все в том же магнитофоне, но только уже в отделе для CD-дисков, я нашла квитанции с ломбарда, в которых аккуратным списком, перечислялись все заложенные ценные вещи моей семьи. И снова не помню, что сделала с ними. Помню только, что на следующий день в школе, я присутствовала только в физической своей составляющей. Мысли были не об алгебре и даже не о геометрии.
Было бы смешно, если бы не было так печально то, как я и мои родители, пытаясь, уберечь друг друга (совершенно необъяснимое поведение наше), скрывали происходящее. Я сама подошла к ним и спросила. Мама сказала, что так не хотела, чтобы я обо всем догадалась. Как они себе это представляли вообще?
И началось. Это была не жизнь, а просто существование, полностью зависящее теперь от брата-наркомана. Созависимость. Знаете что это такое? Скажу по простому. Мы начали проживать его жизнь. Фактически, мы «употребляли» вместе с ним. Наши интересы были задвинуты в такой дальний угол, при этом спрятаны в огромную металлическую коробку с тяжелой крышкой. Мы жили в постоянном ожидании. Ждали какой он придет. И вообще, придет ли он в этот вечер. Или будет очередная бессонная ночь с мамиными слезами и с папиными угрозами, что убьет его собственными руками, лишь бы сам не мучился и нас не мучил. Как же больно мне было это слышать. Как у меня сердце останавливалось, когда однажды, папа схватил нож. Правда, он спокойно мне его отдал.
А сколько раз мой брат обещал покончить с собой. Тоже нож брал в руки или к окну подходил. А знаете зачем? Чтобы деньги выпросить на очередную порцию «кайфа». И мама давала. Давала деньги на наркотик. Мама. Сыну своему.
Происходит так потому, что никогда наркоман в семье один не болеет. Зависимость, она полностью и целиком поглощает каждого. И наше болезненное восприятие всего происходящего, наша созависимость, настолько мешала адекватно оценивать реальность, что периодически мы ему верили. Это было примерно так. У него начинается ломка. Дозы дома нет. И вот тут на сцену выходит вся красноречивость, лживость, изворотливость и угодливость наркомана. Божился, клялся, что ему нужно выйти буквально на десять минут. И, само собой, не для того, чтобы употребить. Как вы могли такое подумать! Ведь, с сегодняшнего дня он начинает новую, трезвую жизнь, потому что сам уже устал и понял, что серьезно болен. В больницу? Конечно! Естественно, завтра с утра и поедем. А сейчас, он только выйдет ненадолго, чтобы прошлые долги отдать. Деньги, конечно же, выпрашиваются у родителей. Так было сотни раз. И всегда одно и то же.
За медицинской помощью обращались. Но ведь мы такие для всех хорошие и положительные, стеснялись того, что мой брат наркоман. Никто не знал. Ни один родственник. Ни один друг семьи. Его даже в больницу увозили в другой город. И все равно все повторялось снова. Слезы, крики, мольбы, угрозы.
Однажды, родители решились и выгнали его из дома. Жил в подъезде несколько дней. Я лично, еду ему выносила…
Проблемы с законом? Было и такое. Несколько раз закрывали. Но тут снова появлялись родители, платили, договаривались и его отпускали. Однажды домой пришли, тогда еще из милиции. А я одна была. Но так как, сотрудник грозил, что сейчас пойдет по соседям разыскивать его (а мы ведь так не хотели огласки), я его впустила. Он обыскал всю квартиру и ему было глубоко наплевать на мои слезы и убеждения, что его нет дома. Мы сами его несколько дней уже не видели.
Невозможно подобрать слова, чтобы описать весь этот кошмар. Я описываю свою боль. Но, поверьте пожалуйста, наркоману ничуть не лучше.
Как же все-таки получилось так, что сейчас он не употребляет. Я с полной уверенностью могу сказать, что без нашей помощи, он бы не вылез. Как ни крути, но мы за него боролись. Ломали себя и тащили его. Понемногу, потихоньку вытаскивали с этого дна. Кульминацией наверное, была очередная передозировка. Мамы тогда дома не было. Он с грохотом свалился на пол, посинел и перестал дышать. Скорая помощь успела приехать. На следующий день, мы с ним вместе рыдали рядом друг с другом.
Он уехал тогда в другой город. И кошмар под названием «активное употребление», наконец-то закончился. Я думаю, что сработало все в комплексе: знания, полученные на реабилитационных программах, а их было пройдено огромное количество. Немаловажное влияние оказал его собственный опыт и постепенно приходящее понимание, что хуже уже некуда. С нашей стороны, это было постепенное отхождение от созависимости и приходящее ей на смену трезвая оценка всего, что творилось с нашим родным.
Все воспоминания постепенно угасают. Но страх, того, что брат может пережить этот ужас снова, а вместе с ним, и мы, остается по сей день. Я думаю, он никуда не денется. Так и будем в глубине души насторожены. Оно и понятно. Ведь были моменты, когда каждому из нашей семьи хотелось просто умереть. А на мой взгляд, это самое страшное, когда человек искренне желает своей смерти.
Загрузка...